июль 2008

Изба-читальня

Крах корвета "Тернополь"

Николай в последний раз затянулся папироской, и с восхищением взглянул на Катино тело - вздымающаяся под ситцевой ночнушкой мощная грудь, крутые бёдра, раскрасневшееся круглое, словно луна, лицо и конечно же Катины руки - розовые, чуть шершавые от рычагов балочного крана, с пухлыми пальцами.

"Вот это баба!!! С такой куда хош! Да и для дела нашего сгодится", - думал про себя Николай и скользил по Екатерине загадочным и ласковым взглядом.

- Ты чего, Коль? Иди под одеяло. Замёрз, поди... - Катя подвинулась на раскладном диване и приоткрыла одеяло, приглашая стропальщика Николая скользнуть в тёплые и мягкие объятья.

"Сейчас или никогда", - Коля понял, что как раз наступил момент, когда удобней всего будет признаться Екатерине и сказать ей всю правду.

- Знаешь, Катюха... Ничего, что я к тебе так? По простому, - Николай замялся. Дело было крайне деликатное и важное. Главное было не напортачить и не пустить насмарку то, на что ушло почти полгода.

- Да что с тобой, Коля... Ой, смешной какой ты.

- Ты только выслушай... Я тут вот подумал. Знаешь, что? Я хочу тебе кое-что сказать. До тебя я не говорил это ни одной женщине. - Катя удивлённо приподнялась на диване, её красивые рабочие руки с женским нетерпением и любопытством жмакали простыню.

- Неужели ни одной? - со сбившимся дыханием прошептала крановщица.

- Нет, честно... Не одной. - Коля помялся ещё раз, присел на край кровати и, выдохнув, скороговоркой проговорил:

- Я - ПДРС!!!

- Правда?

- Да... да. Я - ПДРС!!! То есть, я член ПДРС, поняла?

- Ой, Колька!!! Здорово то как!!! - Екатерина сгребла в охапку подушку и радостно зажмурила глаза. - И давно, Коленька? Что ж молчал-то, дурень?

- Ты рада, Катюша? Действительно рада?

К стропальщику завода "Ленинское кузня" вернулась прежняя уверенность и окрылённый успехом, он заходил по уютной комнатке заводской общаги. "Вроде бы, должно выйти!!! Только б получилось!"

- Ну конечно рада... Мне тоже нравится ПДРС. Как скажу девкам, что у меня жених такой, знаешь как обзавидуются. А ты там главный, наверное, самый? Ну или почти???

- Ну не так, чтоб очень. Но меня ребята слушаются, уважают. Ты только не кому не рассказывай пока, ладно?

- Хорошо... - Катя с восхищением смотрела на Николая. Она никак не могла поверить, что сейчас перед ней стоит настоящий ПэДэРээСовец.

- А знаешь, - вдруг заговорщицки заговорил Коля.- А ты хочешь в ПэДээРэСы?

- Кто, я? - растерялась вдруг Катька. - Хочу конечно. Да только кто возьмёт меня? Я ж языка секретного не знаю. Корчмаря вон ни одной книжечки не прочла, только на фото один разок-то его и поглядела...

- Это плохо, конечно, - вздохнул Николай. - Нам без трудов Корчмаря никак нельзя, но уж больно ты девка толковая, разбитная. На кране своём как ласточка по площадке летаешь - туда балки, оттуда валы. Где приладить, где приставить - всё знаешь, ничего от твоего взгляду не укроется. Нам в ПэДэРээСе такие вот бабёнки рабочие ой как нужны! А то, что Корчмаря не читала и грамоте секретной не обучена - ерунда! Времени у нас впереди целая жизнь - счастливая и трудовая. Эх, Катька!!! Да мы с тобой такие дела завернём - на планерах будем в Москву летать, на еропланах!!!

Мир вдруг завертелся перед глазами Кати. Она летела на огромном серебристом планере. Под ней пролетали золотые купола Небесной Москвы, Красная площадь, мавзолей, завод ЗИЛ, АЗЛК, МКАД, ВДНХ - такие прекрасные и ласкающие слух слова.

- Только вот... - прервал Катькины мечты Николай. - Может и не сбудется всё это.

- Как это, - недоумённо спросила крановщица.

- А вот так. Что на следующей неделе на заводе у нас будет, знаешь?

- Судно новое спускаем на воду. - неуверенно ответила Катя.

- Правильно. А какое?

- Не знаю. Вроде "Тернополь".

- А ты знаешь, что это такое???

- Город вроде...

- Город, город - передразнил Коля Екатерину. - Нехороший это город, понятно?! И корабль нехороший!!! Он же прямиком со стапеля в Севастополь поедет, а там Черноморский Флот, крейсер "Москва", эсминцы "Приднестровье", "Советская Абхазия"!!!

- А что ж будет?! - испугалась Катя.

- Не знаю. - хмуро бросил Николай и заходил по комнате - наступило время открыто перейти к делу. - Помощь нам твоя нужна, Катюха!!! Нам, ПэДэЭрЭсу, Москве...

- А что ж я могу-то сделать?

- А вот, что, - Коля подскочил и схватил Катю за руки. - Корвет этот на площадке стоит. Мы с мужиками покумекали тут немножко - ну никак нам без кран-балки не обойтись. Да там и делов-то - стапель вспомогательный из-под брюха вынуть... Ты б справилась... А он сам собой развалится, мы ж там на соплях его собирали, для виду клепали только.

- Да ты что, Колька!!! Меня ж мастер с работы выгонит!!! Куда я пойду?

- Может никто и не узнает. А там, дай бог, наши к власти придут - заживём. - Николай обнял Катю и принялся уговаривать.

- Нет... нет. Не могу, Коля. Ну это ж преступление...

- А Черноморскому Флоту вред наносить - не преступление?! На "Тернополе" же НАТОвцы учиться будют!!!

- Не могу, прости, Коля. Я завсегда помочь рада - листовки поднести иль лозунг на заборе написать...

- Лозунг на заборе и цыгане могут написать... Так значит, не поможешь?

- Ну честно, не могу. Комнату ещё заберут.

- Ну и иди ты, контра, - Николай принялся одеваться. Он злобно рыскал по комнате и собирал нехитрую одежину. Затем закинул за плечо спецовку и со всей силы грюкнул дверью - Катька заревела.

Окончание рабочей недели прошло для Николая как в бреду. Бригада ходила, словно в воду опущенная - никто не хотел ни разговаривать, ни трудиться - на душе было тревожно. День спуска на воду злосчастного корвета неумолимо приближался - чёртова посудина как назло маячила серой громадиной на площадке, вселяла ужас и отчаяние.

В назначенный день завод полностью оцепили люди в полицейской форме и на площадке стали собираться толстые чины в расшитых мундирах. Крыши цехов завесили разноцветным тряпьём, а заказушные репортёры то и дело щёлкали заграничными камерами.

На палубе корабля выстроилась команда синежупанников. Тут же по команде подняли непонятной расцветки не андреевский флаг.

- Смотри, Коля, радуются... Показуха одна...

- Тфу ты, аж смотреть противно... - старший экономист Савельич плюнул, протёр добротные, в роговой оправе очки о синюю шерстяную олимпийку, и утёр полные слёз глаза.

Николай с болью в сердце глянул на площадку. Всё было готово для спуска. Грянула симфоническая какафония и корвет медленно сдвинулся с места. "Это конец", - подумал стропальщик, но дальнейшая его мысль была прервана резким скрипящим звуком. Внутри махины что-то заскрежетало и корвет, словно спиленное дерево, с шумом повалился набок. Растерянные матросы покатились по палубе - они комично цеплялись за любые препятствия и смешно болтали в воздухе ногами. На площадку верфи полетели безвкусно разрисованные головные уборы и кортики - заводская толпа покатилась со смеху.

Переполох стал походить на стихийный митинг - рабочие ликовали. Люди принялись скандировать лозунги, достали триколоры, пустились в пляс. Всполошенные чиновнички суетно метались по территории и что-то кричали полицаям в синей форме - те жалко теснились к огромным раздвижным воротам завода, не в силах помочь своим хозяевам. Вскоре пёстрая, бушующая толпа смела и тех и других - митинг выплеснулся за ворота и покатился по улицам города.

А где-то вверху, в кабине балочного крана, сидела взволнованная Катя и через открытое окно махала фиолетовой косынкой всем заводчанам...

Пропан Бутанов